Интервью ScienceRF с Александром Талызиным, научным сотрудником физического факультета университета Умео (Швеция)

Я закончил СпбГУ в 1993 году, кафедру кристаллографии геологического факультета. Поработал два года в питерском Физтехе (больше известном за границей как "Иоффе Институт"), вырос там из стажера в младшего научного сотрудника и при первой возможности уехал в аспирантуру в Швецию (1996).

Физтеховские времена вспоминаю со смешанными чувствами: замечательные люди, с которыми до сих пор поддерживаю контакт, и унизительная бедность. Тогда как раз месяцами не платили зарплату, которая и так была ничтожной. Отключение тепла в зданиях зимой на пару месяцев, работа в ватнике с микроскопом, люди в валенках, уныло бредущие по коридору, прямо как кадры про блокадный Ленинград, гречевая каша в столовке ("не нальете подливки от мяса?"), бутерброды с салом, присланным тещей из деревни...

Защитился как неорганический химик в Швеции, там почувствовал настояший вкус экспериментальной науки. Буду благодарен Швеции за это всю оставшуюся жизнь. Поработал 2 года во Франции руководителем проекта в частной компании, потом вернулся в Швецию опять на постдок, только попал уже к физикам. Всё же университетская среда имеет свое неповторимое очарование. Дальнейшие перспективы в карьере туманные - имея около 40 статей в хороших журналах, пока не нашел себе стабильной работы на Западе. В какой стране буду работать в следующем году - неизвестно. Стандартная жизнь западного постдока. Работал 10 лет с фуллеренами, особенно успешно в области высоких давлений, последние несколько лет работаю с водородными технологиями - хранение водорода, реакции фуллеренов с водородом под большими давлениями, новые материалы. Довелось поездить на конференции и с рабочими визитами, посетить около 15 стран: Европа, США, Канада.

Как вы оказались за границей: планировали уехать для постоянной работы заранее или «так получилось»?

И то и другое. Было абстрактное желание, но не было знания языка. Так бы, наверное, и не собрался его изучить, если бы "жизнь не заставила"

Как вы оцениваете уровень своего российского образования относительно уровня образования нынешних (заграничных) коллег? Приходилось ли заниматься устранением каких-нибудь пробелов в нем после начала работы за границей? Как изменилось ваше отношение к своему образованию и профессиональным навыкам после начала работы за границей?

Мне кажется, в экспериментальной науке, в моем случае в химии и физике, очень важно иметь хороший уровень оборудования. К сожалению, в этом вопросе российская система образования далеко позади западной, и это, конечно, серьезно сказывается на уровне подготовки студентов и аспирантов. Даже в тех случаях, когда дорогостоящее оборудование имеется в конкретном российском вузе, часто у него есть "владелец", который никого и никогда к нему не подпустит (тем более студентов). Оно и понятно, учитывая полную невозможность купить новое в случае поломки. В Швеции как аспирант я имел доступ к любому оборудованию, имевшемуся в институте, после короткого вводного курса можно было просто резервировать время в специальном листе и приходить работать самостоятельно. По сравнению с предыдущим опытом работы в России это было грандизоным преимуществом. В России мне было доступно только оборудование одной маленькой группы. Естественно, что если надо было записать примитивный спектр, то приходилось просить кого-то это сделать, это могло занять не один месяц и, конечно, в статье появлялся дополнительный соавтор.

В принципе, советская система образования (российской, мне кажется, пока не народилось) имела свои сильные стороны. Например, став аспирантом в Швеции, я был способен сам написать статью (проблемы были в основном языковые), в то время как для многих местных студентов это являлось (к моему удивлению) большой проблемой и требовало серьёзного вложения времени от руководителя. Подумав, я понял, что меня, в принципе, научили писать научные тексты намного раньше: в течение 5 лет я каждый год писал курсовые работы и ставил эксперименты. На западе доступ к реальной науке студент получает только после трех лет образования.

Возвращаясь к образованию… За границей я понял, что изучал много разной ерунды в студенческие годы. Не в плане "Истории КПСС" (это тоже застал), а в плане научном - весьма пожилые преподаватели делали курсы по 50 лет кряду без особых изменений, и многое там просто устарело. В наших вузах практически нет системы, устраняющей ретроградов, людей, которые просто не читали международных журналов последние 20 лет или в силу старости и нежелания, или в силу незнания языков.

Ощущаете ли вы роль своей российской научной школы (или персонально российского руководителя) в том, что делаете сейчас?

Только в самом общем смысле: я из последнего поколения "советских", в 1991 году мне было уже 22. Осталось убеждение, что наука - для тех, кто ищет истину, служит прогрессу и так далее. Это в подсознании и никуда не уйдёт. Когда видишь людей, которые просто "делают карьеру" - это вызывает стихийный протест, а таких, к сожалению, хватает. Для меня лично уважение к ученому зависит исключительно от его научных достижений. Не секрет, что многие "уважаемые" профессора ничего путного в науке не сделали, но умело использовали карьерные возможности. Кстати, многие из них могут вполне приносить науке пользу умелым администрированием. Тем не менее мне лично больше хотелось бы сделать какое-то крупное открытие, а не стать директором института. Директора уже не имеют возможности делать науку - в лучшем случае они могут указывать подчинённым общие направления.

В остальном - методы работы и научная среда на западе так сильно отличаются от Российской, что поначалу чувствуешь себя как на другой планете. Период адаптации тут неизбежен.

Ощущаете ли вы себя интегрированным в определенное сообщество при подаче заявок на финансирование? Как вы классифицируете для себя международные и национальные фонды, в которые обращаетесь или никогда не обращаетесь за поддержкой?

По моему опыту, обращение в международные фонды даёт результаты в двух случаях - если есть очень сильные публикации (например, в Nature или Science) или если есть масса персональных связей. Ученому среднего уровня (к которым я и себя отношу) просто на основе своих результатов туда не пробиться. Европейские гранты - особая история. Я был поражен, узнав, что существуют профессионалы, которые за деньги помогают научным группам писать заявки в EU (не совсем официально, конечно). То есть деньги, планируемые на науку, отходят не только к бюрократии, распределяющей средства, но еще и к бюрократии, помогающей преодолеть бюрократию.

Добывание денег в современной науке превратилось, к сожалению, в доминирующий карьерный фактор. Серьёзные позиции в институтах получают часто не те, кто делает науку, а те, кто умело пишет заявки на гранты, при этом часто обещая невозможные или даже абсурдные вещи. Главное - получить деньги. Один российский учёный как-то на конференции похвастался с гордостью, что у него сразу 6 грантов, правда потом признался, что работает реально только по двум из них, а остальное - "когда подойдёт срок, то что-нибудь напишем в отчёте". С одной стороны, я понимаю, что зарплата в России маленькая, гранты тоже, хорошо жить хочется всем. С другой - получается бизнес чистой воды. Схватить денег сейчас, а потом хоть трава не расти.

Написание проектов - особое искусство, не всегда реально совпадающее с хорошей наукой. И всё больше распространяется вариант, когда один человек почти 100% времени тратит на добывание денег (подача заявки - трудоёмкое дело), а другие на него работают. В лучшем случае тот, кто добывает деньги, отдаёт должное своим сотрудникам, производящим результаты, тогда сотрудничество вполне оправдано. В худшем (и примеров я знаю достаточно) - такой начальник присваивает себе все лавры от сделанных другими открытий и добывает на основе этих отлрытий еще больше денег, не заботясь о своих "рабах".

Сегодня наука реально делается, в основном, руками аспирантов и постдоков. Часто пожилой профессор вообще не знает, что и как его подчиненные делают. Если профессор последний раз 15-20 лет назад сам ставил эксперименты - он уже ничего не понимает в науке, он не знает, где кроются возможные причины ошибок в результатах, часто не в состоянии контролировать качество данных. Но если студенты выдают результат - кто получит Нобелевскую премию? Профессора, а не студенты. Знаю несколько таких историй. Один профессор рожает идею, пишет другому профессору, тот ставит задачу студентам. Так как он её ставит, она не решается. Студенты находят другой подход и делают открытие. Имена профессоров известны всем, имена студентов ... никому. Вся слава и премии достаются профессорам. К примеру, я приду к студентам и скажу: "Ребята, сделайте мне сверхпроводник при комнатной температуре!" А как - сами догадайтесь, почитайте литературку. Если найдёте, то я получу Нобелевскую премию, а вас включу в соавторы своей статьи. Такого рода "руководство" - не редкость в нынешнем научном мире.

Мне, кстати, повезло, поскольку мои непосредственные начальники (сейчас и во время аспирантуры) реально продолжали заниматься наукой не только в офисе, но и в лаборатории, это сильно помогает взаимопониманию.

Насколько, по вашим наблюдениям, занятию тех или иных позиций препятствует поздний выезд для работы за рубежом?

Безусловно, возраст имеет колоссальное значение для успеха. Есть масса позиций и грантов, доступных только молодым учёным. Системы тут разные. В Германии, например, мне пришлось столкнуться с тем, что я "старый" в 34 года, оказалось, что на определенную позицию берут только до 33 лет. В Швеции позиция "ассистента-профессора" даётся в течение 5 лет после защиты докторской. Пропустил этот момент - всё, дальнейшее продвижение по служебной лестнице весьма затрудняется. Конкуренция настолько жесткая, что на одну позицию подают заявку десятки кандидатов, а то и сотни. В этом случае предпочтение будет отдано тому, кто добился большего в кратчайшие сроки.

Давление на молодых огромное: нет времени сидеть и "открывать", надо произвести как можно больше статей (и в как можно лучших журналах) в кратчайшие сроки. Вся система современной науки построена вокруг "публикации", часто не имеюшей никакого смысла, но очень важной в плане количества. Но это отдельный вопрос: как и что нынче публикуется и как оценивать публикации?

В принципе, если ученый не нашёл себе более-менее стабильной работы до 40 лет, он может попрощаться с наукой. Я видел несколько примеров очень сильных ученых-экспериментаторов, которые работали руками и головой, но недостаточно "боролись за место". Результат: после 5-10 лет работы на грантах их к 40 годам оставляют без работы. Молодые рабочие руки намного дешевле. Если, конечно, он не сделает вдруг "великое открытие". Соблазна, кстати, некоторые не выдерживают. Когда стоит вопрос ребром - стать безработным или подправить данные, не все выберут первое.

Отсюда так много в последнее время всплывает случаев, связанных с фальсификацией в науке. Как было написано однажды в Nature: фальсификация даёт большие выгоды при сравнительно малом риске. В случае, если фальсификация вскроется, во-первых, можно начать "косить под дурака": мол, не владею арифметикой, все ошибки неумышленные. В самом худшем случае уволят. Так что, если выбор с самого начала был - уволят или "дать результат", то наказание не выглядит так уж страшно. Не знаю еще ни одного примера, чтобы кого-то посадили в тюрьму за фальсификацию научных результатов. Хотя деньги при этом воруются у разных фондов (давайте называть вещи своими именами) немалые. Доказать фальсификацию чрезвычайно сложно, и, как правило, те, кто даёт деньги на исследования, сами и проверяют подозрения, которые в редких случаях выходят наружу. То есть признать фальсификацию - это тоже самое, что признать, что тебя обманули и что деньги были выделены неправильно и не тому, кому надо.

Найти новое место, когда тебе за 40, очень непросто. Хотя ищется работа не в конкретной стране, а фактически по всему миру. Ученые нынче обречены на странствования по странам. Там - PhD, постдок - в другой стране, еще постдок - в третьей, ассистент-профессор в четвертой и так далее. Пока молодой и без семьи - это даже интересно, а если дети, школа, языки разные? Не может ребенок каждые два года начинать в школе на другом языке.

Что в кадровой системе в науке тех стран, где вы работали, является, с вашей точки зрения, удачным, а что - нет?

Давайте прямо признаем - каждая страна стремится поддерживать своих учёных, и это естественно. Нам, иностранцам в чужой стране, надо быть не просто лучше местных конкурентов, надо быть на голову лучше, иначе успехов не добиться. Только суперталанты (ну или супержулики) из наших российских учёных пробиваются в профессора. Это когда уровень публикаций такой, что все двери сами открываются. Доводилось видеть случаи, когда по правилам равный конкурс на позицию выигрывался заведомо слабым кандидатом, но своим, местным, удобным всем. Просто по правилам положено обьявить конкурс и принять от всех заявки, а если вдруг со стороны пришёл сильный кандидат - всегда можно найти какие-то формальные причины для отказа, всё равно жаловаться нет смысла, если отказали.

Относительно кадровой политики хочу коснуться весьма болезненной для России темы. У нас практически нет механизма "ухода" на пенсию учёных соответствующего возраста. Именитый профессор может находиться на своём посту сколько угодно долго и независимо от состояния здоровья. Продолжает принимать важные решения и учить студентов. Безусловно, это заслуженные люди (во всяком случае, многие), и просто выгнать их на улицу по достижении пенсионного возраста было бы несправедливо. Тем не менее общеизвестно, что науку в основном двигают молодые.

Как поступают в таких случаях в Швеции и во многих других странах? На пенсию отправляют, но дают статус "профессора в отставке", оставляют офис, возможность продолжения занятий наукой, но уже без административных обязанностей и зарплаты. Одновременно появляется новая профессорская ставка. А что у нас? Вспоминается один весьма уважаемый профессор, которому было уже за 80, и он продолжал читать лекции студентам, несмотря на проблемы со здоровьем. При этом как-то раз оказался не в состоянии нарисовать куб на доске, линии на заднем плане никак не сходились в нужном месте. Понимаю, что человеку может быть очень тяжело самому уйти, но чем студенты-то виноваты? Любой студент расскажет вам похожую историю, причём часто в намного более скверных вариантах, когда человек отстал от науки лет на 30-40, но тем не менее душит всех инакомыслящих.

А какой у нас средний возраст в академии? Две трети академиков старше 70 лет. Давайте признаем факт - политику в российской науке определяют в основном люди с научным (активным) прошлым, оставшемся далеко в советских временах и с характерными убеждениями. Да, у нас до сих пор есть сильные группы, но в общем и целом мы скатились на уровень стран третьего мира. Откуда конкурентноспособные умы большей частью бегут в поисках лучшей жизни. И так оно и будет продолжаться, пока не произойдет каких-то кардинальных изменений в структуре российской науки.

В связи с потребностью ученых в изменениях российского законодательства в области защиты прав интеллектуальной собственности часто звучит мнение, что за границей этот вопрос отрегулирован безупречно. Так ли это? Сталкивались вы с проблемами, связанными с правовым регулированием интеллектуальной собственности?

Скажу так - никакое законодательство не защитит от кражи результатов. И на Западе с этим тоже не всё нормально. Воровство идей процветает, и доказать что идею своровали, часто нет возможности. Кто первый опубликовал - тот и автор. Нет никакого международного органа, который бы мог разобратся в конкретных историях. И слышать мне доводилось таких историй массу.

Приведу клинический случай из литературы. Некий ассистент-профессор Виджай Соман, работаюший в серьёзном американском университете (Йельском), получает на отзыв статью из журнала, пишет негативный отзыв, ставит своё имя на той же самой статье и отсылает в другой журнал. По удивительному совпадению статья приходит на отзыв из второго журнала обратно к настоящему автору. Как потом оказалось, около 40 статей были таким образом "опуликованы" американцем индийского происхождения. Случай описан в книге "Fraud in Science", Horace Freeland Judson. В этом случае дело вскрылось. Однако единственный орган, который может покарать вора - это его собственный институт.

Мне приходилось читать о попытках людей напрямую писать в журналы, которые печатали сфабрикованные статьи. Как правило, в ответе редакторы рекомендовали обратиться в тот институт, где работает обвиняемый. А если он там профессор и сам контролирует все решения? Насколько велики шансы его изобличить?

На днях в Science была опубликована типичная история о том, что ожидает людей рискнувших изобличить фальсификацию. Шесть студентов обратились в администрацию Университета (в США), сообщив о фактах фальсификации в заявке собственного профессора на грант. К этому моменту некоторые из этих студентов (аспирантов) уже трудились над своей диссертацией по 5-6 лет. И как ни странно, предыдущие "открытия" их профессора никак не подтверждались. Была создана комиссия, которая установила факты фальсификаций также в предыдущих двух заявках на гранты. Три гранта, имевшиеся у лаборатории, были отозваны, профессор подал в отставку (всего-то наказания), а самое удивительное - это то что случилось со студентами. Только одному из них позволили закончить диссертацию. Остальным пяти было рекомендовано начать другой проект заново и желательно в другом месте.

С одной стороны - те результаты, которые студенты сделали за 5-6 лет, были признаны несостоятельными именно по вине их руководителя, который интерпретировал всё с "чрезмерным оптимизмом". Не могут же их защитить с результатами, которые не выдерживают научной критики? С другой стороны - люди потеряли по несколько лет своей жизни и стали фактически безработными только потому, что разоблачили фальсификатора. Если бы промолчали - скорее всего, защитились бы без проблем. Думаю, почитав эту историю, многие предпочтут промолчать...

Не говоря уже о том, что доказательства часто просто не существуют. Один из соавторов даёт почитать черновик коллеге, коллега рассказывает о результатах другому коллеге, тот быстро пишет статью и публикует, пока настоящие авторы перепроверяют результаты - таких историй масса, народ криком кричит на форумах об украденных данных. А кто знает, на самом деле часто ведь одна и та же идея сразу тестируется в нескольких группах, и результат может идти независимо.

Особый случай - воровство у подчинённых. Как доказать что у тебя своровали идею? Во всех документах будет имя твоего шефа, кому поверят больше - профессору с репутацией и именем или его аспиранту? Слышал я и историю об одном профессоре, который нового аспиранта спросил, нет ли у него хороших идей, послушав, сказал, что это ерунда, и дал ему что-то другое. На следуюший день другой аспирант пришел к новому и сказал: "Я думал, наш профессор полный идиот, а он мне вдруг такую классную идею подбросил!" Немая сцена....

Один раз на конференции меня предупредили - с этим профессором держи язык за зубами, он ездит по конференциям специально воровать идеи. Поговорили, обсудили, потом выйдет статья - что это? Воровство или просто нормальный процесс обмена идеями? Как судить? Или, например, на конференции я задаю наводящий вопрос докладчику по поводу обьяснения результатов. В ответ шутка и обший смех. На следующий год на той же самой конференции идет доклад того же автора с работой, целиком основанной на моем вопросе. Это как? Понимаю, что докладчик, наверное, тут же забыл, кто спрашивал, и, может, даже сам момент вопроса, а идея осталась в голове и в нужный момент всплыла. Это всё к тому, что доказать воровство идей почти незоможно, слишком много пограничных случаев в "серой" области.

Недавно был случай с молодым талантливым русским учёным в Швеции. Парень говорит моя идея, его профессор - моя, он украл. Как выянилось, они оба подали заявки на финансирование с похожим проектом, профессору не дали, а только что защитившемуся аспиранту - дали. Профессор подал жалобу на плагиат. Кому, вы думаете, поверили? Конечно, профессору. Документы комиссии, которая исследовала дело, не опубликованы, какие были доказательства плагиата, никто не знает. Только каждый может посмотреть списки публикаций и увидеть, что русский аспирант делал статьи в Натуре одну за другой, до его прихода таких успехов в группе не было. И никто этих успехов у него не отнимет. Однако репутацию парню испортили основательно. В газеты попало, что он "что-то сфальсифицировал" , при этом понять, что конкретно случилось и что было фальсифицировано, невозможно. Можно было подумать, что он сфальсифицировал что-то в своих статьях. На самом деле, как я слышал, речь шла о куске текста, который оказался одинаковым в обеих заявках на финансирование. Студент утверждал, что текст написан совместно, профессор - что это его личный текст, украденный студентом.

Изменилось ли ваше отношение к проблеме соавторства после периода работы за рубежом?

Работая в России, я еще мало что успел опубликовать. Отношение простое – важно, кто первый автор и кто последний, в остальном количество соавторов и расположение не имеют никакого значения.

Соавторство это деликатная тема. Скажем, принято включать своего руководителя в число соавторов. Таким образом, крупные начальники имеют сотни статей в год. Еще студентом делал доклад про знаменитого советского кристалографа профессора Шубникова и обнаружил, что в последние годы он печатал по статье каждые 2-3 дня. Спросил своего руководителя - что за ерунда такая? Профессор сказал, что, скорее всего, Шубников даже не видел большинства этих статей, просто, имея его в листе авторов, статья проходила на ура в любом журнале. Известно много случаев, когда за эту практику приходилось расплачиваться. Знаменитая история Хедрика Шона, который фальсифицировал как минимум десятки статей в журнала типа Nature и Science, подняла и вопрос об ответственности соавторов. Кое-кого он включал, просто чтобы увеличить шансы на публикацию, соавторы, видимо, просмотрели статью наискосок - кому же не хочется быть соавтором в статьях, публикуемых на таком высоком уровне? Как выяснилось, подписываться под чужими статьями надо тоже весьма осторожно...

Поддерживаете ли вы контакты с коллегами, работающими в России? Если да, то чем они для вас важны? Хотели бы вы их расширить? Если да, то что этому мешает? Есть ли интерес к таким контактам у ваших заграничных коллег российского происхождения? Может ли каким-то образом государство или руководство научных организаций или вузов в России помочь развитию контактов?

Любой университет на западе имеет сейчас свой веб-сайт. Там регулярно публикуются новости, легко находятся адреса любого сотрудника и информация об интересах той или иной лаборатории. Каждому сотруднику предоставляется возможность сделать собственную страничку с описанием результатов, предложениями о сотрудничестве и так далее. В России это, к сожалению, пока мало развито. Есть веб сайты хорошего качества и у нас, но намного меньше. Это задача администрации - нанять хороших специалистов по веб-дизайну и оформить информацию о своём институте так, чтобы иностранные учёные могли понять, что в нём делается, и найти тех, с кем можно было бы наладить сотрудничество.

Удавалось ли вам устравивать коллаборации с российскими группами, уже будучи "на той стороне"? Если да, сравните эффективность этих и других коллабораций.

Приведу два крайних случая. Первый: заказываю на коммерческой основе несколько анализов солидному ученому советской школы. Предлагаю минимальную по западным меркам оплату, человек говорит, что может сделать в два раза дешевле, и отказывается брать деньги. Еле уговорил. С этим человеком мы работали несколько лет, эффективно и к взаимной выгоде. Другой случай: человек обещает сделать определенный обьем работы за весьма неплохое финансирование, при этом в своей группе он называет цифру в два раза меньше. После завершения 90% работы я посылаю деньги, получаю восторженный е-майл, что деньги пришли, после чего человек перестаёт отвечать на письма и оставшиеся 10% оговоренных данных не присылает никогда. При этом я ему обещал в случае успешного сотрудничества продление еще на год, даже получил деньги от спонсоров. Конечно, никакого продления не последовало. За смешную сумму денег, необходимых, чтобы завершить заранее оговоренную работу, человек продал свою репутацию и лишился суммы намного большей. Не понимаю, абсурд.

Посещаете ли вы Россию? Если да, то как часто? Проводите ли вы при этом семинар (встречу, дискуссию) в alma mater?

Каждые два года стараюсь приезжать в родной Физтех на конференцию по своей тематике. С 1993 года еще не пропустил ни одной. Приятно наблюдать, что организационный уровень конференции растет. Хотя надо сказать, что западные учёные всё же неохотно к нам едут. Около 80% участников - это люди из постсоветского пространства. Но в этом есть и своя привлекательность: на конференции в Петербурге я могу встретить массу интересных учёных, которые на Запад поехать не могут в силу финансовых или языковых причин и их работы там малоизвестны. Часто они делают хорошие работы.

Есть ли желание вернуться в Россию? Что вам мешает?

В принципе, желание есть, всегда лучше жить дома. Только прожив долго за границей, понимаешь, как ценно обшение на родном языке, пребывание в родной культурной и языковой среде. Думаю, что есть достаточно широкий круг ученых, готовых вернуться в страну, но только если будут созданы нормальные условия для работы. Нормальные - значит минимально достаточные не только в смысле зарлаты (я бы согласился на 20-30% снижение зарплаты в случае переезда домой), но и в плане организации работы, наличия оборудования, в конце концов простого уважения. Думаю, что опыт таких ученых, приобретенный за границей, когда-нибудь понадобится стране, и тогда многие вернутся.

Пока же быть учёным в России - почти как быть человеком без профессии. Учёных жалеют, спасают, да что угодно, но уважения к их работе со стороны общества нет, и престижа в том, чтобы быть профессором, меньше, чем у мелкого лавочника. Добавьте еще массу лжеученых, раплодившихся на пост-советском пространстве, которые позорят и так пошатнувшуюся репутацию науки. Откройте любую газету, и там будут описания разного рода чудес, исследуемых рода горе "учеными". Недавно читал в «Аргументах и фактах» об опытах "учёных" по "дематериализации человеческих тканей в саркофаге". И написано: профессор Мулдашев. Каких наук он профессор и в каком вузе? Не знаю, но народ глотает его рассуждения про мегалиты и использование древними людьми "энергии времени" и ассоциирует эти бредни с "учёными".

Есть и разного рода бюрократические странности. Например, я защитился в Швеции, на западе я - "доктор Талызин". Кто я в России? Доктор? Нет, у нас доктор - это что то другое, на Западе нет аналогов нашей докторской. Кандидат, может быть? Тоже нет! Моя диссертация, защищенная в Швеции с 12 статьями в весьма солидных международных журналах, не признаётся автоматически в России. Как всем известно, сейчас защитить в России кандидатскую можно кому угодно и как угодно, уровень падает непрерывно. Но тем не менее, в большинстве стран нашу кандидатскую принимают как PhD и берут наших кандидатов на постдоки. А вот в России европейские докторские степени - не признают. Мол, надо еще проверить, что вы там защитили....

Почитал процедуру и понял, что только на признание моей степени уйдет год. Сначала нужно устроиться в какой-то институт, потом этот институт подаёт ходатайство в Академию, а там специальная комиссия будет решать, признать или нет. Говорят, еще могут попросить перевести диссертацию, что в общем-то не удивительно, подозреваю, что многие в академии не владеют английским в достаточной мере.

Почему в Швеции аспиранты защищаются на английском? Потому что это реальность нашего времени – все, хоть сколько нибудь значимые научные действия (конференции, статьи и так далее) происходят на английском. И нам пора это тоже вводить, а не заставлять всё на русский переводить. Надо уже, как на Западе, не учить студентов английскому, а учить на английском. Современный учёный обязан знать английский или в противном случае расписаться в собственной профнепригодности: невозможно заниматся наукой, не зная, что делают коллеги в мире.

По-моему, эта процедура признания европейского PhD просто унизительна для учёных, поработавших на Западе (понимаю, что для определённых стран, прежде всего третьего мира, такая процедура может быть необходима). Я уже не говорю об абсурдном требовании печатать в обязаловку что-то в российских журналах для докторской.

 
Александр Талызин - научный сотрудник физического факультета университета Умео (Швеция). Окончил кафедру кристаллографии СПбГу в 1993 году, зашитил PhD как неорганический химик в 2001 в университете города Уппсала (Швеция). Научные интересы: синтез, химия и физика новых материалов, хранение водорода, фазовые переходы под высокими давлениями.

 
Интервью впервые опубликовано на сайте ScienceRF 19 сентября 2006 г. Перепечатывается с согласия А.В.Талызина и ScienceRF. Текст А.В.Талызина, дополняющий в публикации на ScienceRF собственно интервью, публикуется в виде отдельной статьи Статьи, журналы, рецензенты...

http://www.researcher-at.ru/index.php?option=content&task=view&id=341&Itemid=66