К: На кого похожи украинцы в своем понимании счастья?
Евгений
Головаха: Украинцы в целом отражают базисный тип европейской культуры. А
европеец под счастьем понимает благосостояние, возможность
самореализации и благополучие в семье. Но на первом месте все же
благосостояние. Именно поэтому в Европе четко вырисовывается следующая
картина: чем богаче страна, тем она счастливее. Самые счастливые
страны — в Северной Европе. Наиболее несчастные — украинцы. Впрочем,
корреляция счастья с богатством — это европейская закономерность. Если
проводить подобное исследование в мировом масштабе, то оказывается, что
самые счастливые люди живут, к примеру, в Колумбии или в каком-нибудь
островном государстве.
К: Почему так происходит?
Евгений
Головаха: Из-за существенных культурных отличий. В «достижительной»
европейской культуре, сложившейся, в том числе под влиянием
христианства, если человек теряет в своем положении, он уже несчастен.
Ведь такая культура формирует высокие потребности. В слаборазвитых
государствах же наоборот запросы низкие. Для некоторых азиатских стран
вообще характерна культура «недеяния». Там ценятся не достижения,
а душевное равновесие и внутренняя гармония.
К: А в США?
Евгений
Головаха: Американцы — квинтэссенция идеологии достижения, ведь это
культура пионеров. Один мой знакомый объяснял различия между Европой
и Америкой на примере того, как в этих регионах обеспечивалась
безопасность людей. В Европе был замок феодала с поселениями вокруг
него. В случае нападения врага жители поселений сбегались в замок
под защиту феодала. Его ценили за это и платили за безопасность.
Американцы же покупали ружья и всей семьей защищали свой дом. Отсюда их
индивидуализм. Каждый стоял на своей земле и отстреливался
до последнего.
Евгений Головаха объяснил, почему нынешний кризис украинцы пережили намного легче, чем кризис 90-х
К: Каковы особенности счастья по-украински?
Евгений
Головаха: Если бы счастье измерялось только благосостоянием
и самореализацией, то украинцы ощущали бы себя еще более несчастными. На
вопрос: «Удовлетворены ли вы тем, что вы даете обществу и что общество
дает вам?» — они отвечают, как правило, отрицательно. Смягчает ситуацию
лишь семья. 80–85% граждан Украины верят близким и не сомневаются в их
поддержке. В то же время они не доверяют другим. По этому показателю
наша страна худшая в Европе. Можно ли быть счастливым, если ты считаешь,
что никому нельзя доверять, кроме себя?
К: Как получилось, что мы такие недоверчивые?
Евгений
Головаха: Еще 20 лет назад такой степени недоверия не было. С распадом
СССР произошла ломка всех устоев и общественных институтов —
экономических, политических и нравственных. Остался только институт
семьи. Но если бы люди были более устойчивы, не впадали в состояние
анемической деморализованности и доверяли друг другу, то было бы
значительно легче.
К: А с чем связано недоверие у молодого поколения?
Евгений
Головаха: Молодое поколение — продукт своей семьи. И если вы многие
годы наблюдаете деморализацию взрослых, то как вы можете быть другими?
Только для взрослых это шок, а для вас — уже естественное состояние. Но
уже следующее поколение будет в меньшей степени ощущать
деморализованность.
К: А кого мы склонны винить в том, что недодаем обществу, а общество недодает нам?
Евгений
Головаха: Существует два фундаментальных типа личности — интерналы
и экстерналы. Экстернал во всех своих бедах винит других. А интерналы
считают, что они сами ответственны за себя и за других. Так вот,
в западном обществе преобладают интерналы, а у нас — экстерналы.
К: Почему?
Евгений
Головаха: Нам не повезло. У нас такая история, такая культура. Как я
могу считать, что я за всех отвечаю, если мне вдалбливали, что партия
за все отвечает. У нас крепостное право отменили только в XIX веке.
Представьте себе, мой прадед был крепостным! Нас нельзя сравнивать
с Европой.
К: Может, мы прибедняемся?
Евгений Головаха:
Это чисто славянская черта и она, конечно, играет большую роль в нашем
ощущении себя счастливыми. Прибеднение отчасти связано с православием,
которое призывает не к радости, а к состраданию. Западная культура все
же ориентирует на то, что все в руках человека. Keep smiling. Американцы
презирают несчастных. Если ты здоров — руки, ноги, голова целы, то
как можно быть несчастным? Значит, ты не работаешь. Зачем же тебя
жалеть?
К: А насколько велика корреляция счастья и доходов в Украине?
Евгений
Головаха: С ростом доходов выросло не просто количество счастливых,
увеличилось даже количество удовлетворенных жизнью, а ведь это
материальная категория. Счастливых людей изначально больше, поскольку
в счастье вкладывают такое понятие, как, например, любовь. В начале
1990-х по пятибалльной шкале уровень удовлетворенности жизнью находился
на отметке 2, а сейчас — 2,9. Мы уже общество троечников. И в этом
смысле произошел большой исторический прогресс. Поэтому нынешний кризис
мы пережили намного легче, чем кризис 1990-х.
К: В чем, по-вашему мнению, минусы европейской модели счастья?
Евгений
Головаха: Чем больше люди достигают, тем лучше. Я не сторонник
«недеяния» и не считаю, что человек должен быть счастлив только потому,
что греет солнце и он наелся. Мне кажется, что европейская модель
правильная. Надо к ней приближаться, избавляясь от нашего социального
цинизма, недоверия к людям. А для этого нужно обеспечить хотя бы
минимально достойную жизнь большинству граждан.
К: Но ведь «достижительная» идеология очень довлеет над человеком?
Евгений
Головаха: Конечно, поэтому и возникает контркультура. Сейчас,
к примеру, модно противопоставлять себя этому «достижительному» идеалу.
От него устаешь больше, чем от нашей безалаберности. Вот почему в США
люди так часто срываются. Не все выдерживают, но слабые есть везде.
К: Представления о счастье меняются?
Евгений
Головаха: Все меняется. Французов сейчас считают радикальной нацией,
англичан — консервативной. А в XVII веке все было наоборот. 25 лет назад
в своих представлениях о счастье мы были больше похожи на западных
европейцев, чем сейчас. Тогда при всей идеологической противоположности
и у нас, и у европейцев был оптимизм стабильного общества. А теперь его
нет.
К: Мы общество пессимистов или оптимистов?
Евгений
Головаха: Мы общество тактических пессимистов и стратегических
оптимистов. Если спросить человека о том, как ситуация будет развиваться
в ближайшие 2–3 года, он ответит, что плохо, а вот через 20–30 лет —
все будет хорошо.
К: Похоже, украинцы очень противоречивая нация?
Евгений
Головаха: Точно. Амбивалентная. Так и в наших геополитических
предпочтениях. Если спросить, поддерживаете ли вы создание союзного
государства с Россией, то 60% респондентов ответят положительно. То же
самое будет и с поддержкой вступления в ЕС. Знаете историю про осла,
который не мог выбрать между двумя охапками сена и сдох от голода? Вот
и мы примерно в той же роли. Но опять же, тотальная амбивалентность
появляется, когда рушатся устои и люди больше не чувствуют, за что им
можно ухватиться. Когда в обществе есть нормы, пусть даже самые поганые,
к ним можно приспособиться. А когда рушатся все институты, то
начинаются метания. Человек готов принять все что угодно, лишь бы
обрести душевный покой. Мы порождение слишком глубоких социальных
изменений.
К: Сколько потребуется времени, чтобы стать более счастливой нацией?
Евгений
Головаха: Если ломаются все институты, нужно как минимум несколько
десятилетий на их восстановление. Но мы ведь хотим все и сразу, хотим
жить в свое удовольствие. А удовольствие и удовлетворение — разные
категории. Гонка за удовольствием приводит к истощению.
